Но дух сошел в темницу плоти
и в ней доселе не потух.
В языческом водовороте
блуждает оскорблённый дух.

И восхотела стать крылатой
землёю вскормленная плоть,
и младший брат восстал на брата,
чтоб умереть иль побороть.

И шли века единоборства,
и невозможно сочетать
земли тяжёлое упорство
и роковую благодать.

В двойном кощунственном соблазне
изнемогали времена,
и, вместе с духом — лютой казни
была земля обречена.

И мы пошли «тропой Батыя»,
и нам не позабыть нигде,
как все места для нас святые
мы жёлтой предали орде...

Мы душу предали татарам
в незабываемый полон.
И был навек под Светлояром
Твой храм престольный погребён.

И мы одни в огне и дыме
неутоляющего зла.
И всё больней, всё нестерпимей
звучат твои колокола.

Господь, Господь, наш путь — неправый.
В глазах — любовь. В ладони — нож.
Но облик наш двойной лукавый
весь до глубин лишь ты поймёшь.

Мы любим жадною любовью,
и, надругавшись до конца,
мы припадаем к изголовью,
целуя губы мертвеца...

Земной наш облик безобразен
и навсегда неотвратим...
Кто наш заступник — Стенька Разин
иль преподобный Серафим.

Никто из нас себе не верен,
за каждым следует двойник
Господь. Ты сам в любви безмерен,
в нас исказился Твой же лик.

Ты нам послал стезю такую,
где рядом с бездной — высота,
О вечной радости взыскуя,
твердят /.../.

Перед крестом смятенный Гоголь
творит кощунственный обет
и жжет в огне во имя Бога
любовь и подвиг многих лет.

Мы все из огненной купели,
мы до конца себя сожжём.
Приди. Приди. Мы оскудели,
скорбя об имени Твоим.

В Тебе, в Тебе спасенье паше.
В последней битве — Ты оплот,
в твоих руках — святая чаша,
да каждый с миром подойдет.

Да освятится это место,
где попирали дух и плоть...
Россия скорбная невеста,
Её возьмёт один Господь.

Освободит от поруганий, —
целуя в грешные уста,
и браком в Галилейской Кане
её вернётся чистота.

И станут светлыми глубины
её заворожённых рек,
и ветви горькие рябины,
и на полях — весенний снег.

Преображённые, другие,
пойдем за ней, не помня зла,
когда к небесной литургии
нас призовут колокола...